Неточные совпадения
— Рабочих, мастеровщину показывать не будут. Это
выставка не для их брата. Ежели мастеровой не за
работой, так он — пьяный, а царю пьяных показывать не к чему.
Этюды с этих лисичек и другие классные
работы можно было встретить и на Сухаревке, и у продавцов «под воротами». Они попадали туда после просмотра их профессорами на отчетных закрытых
выставках, так как их было девать некуда, а на ученические
выставки классные
работы не принимались, как бы хороши они ни были. За гроши продавали их ученики кому попало, а встречались иногда среди школьных этюдов вещи прекрасные.
На
выставках экспонировались летние ученические
работы. Весной, по окончании занятий в Училище живописи, ученики разъезжались кто куда и писали этюды и картины для этой
выставки. Оставались в Москве только те, кому уж окончательно некуда было деваться. Они ходили на этюды по окрестностям Москвы, давали уроки рисования, нанимались по церквам расписывать стены.
До 1917 года у меня хранились записки и впечатления о
выставке, которые я готовил к отдельному изданию, но за обычной суетой так и не докончил. Помню, что эта начатая
работа у меня носила заглавие «Нижегородское обалдение».
Широко я попользовался этим билетом. Мотался всюду, по всей России, и на Кавказ, и в Донские степи, и в Крым, и опять на
выставку приезжал, а зимой чуть не на каждую пятницу поэтов, собиравшихся у К.К. Случевского, ездил в Петербург из Москвы с курьерским. И за все это я был обязан встрече на улице с Амфитеатровым, который через три года дал мне еще более интересную
работу.
Трудный был этот год, год моей первой ученической
работы. На мне лежала обязанность вести хронику происшествий, — должен знать все, что случилось в городе и окрестностях, и не прозевать ни одного убийства, ни одного большого пожара или крушения поезда. У меня везде были знакомства, свои люди, сообщавшие мне все, что случилось: сторожа на вокзалах, писцы в полиции, обитатели трущоб. Всем, конечно, я платил. Целые дни на
выставке я проводил, потому что здесь узнаешь все городские новости.
В этом году к обычной репортерской
работе прибавилась еще Всероссийская художественно-промышленная
выставка, открывшаяся на Ходынке, после которой и до сего времени остались глубокие рвы, колодцы и рытвины, создавшие через много лет ужасы Ходынской катастрофы…
Репка, получая с хозяина деньги, целиком их приносит в артель и делит поровну и по заслугам: батыри, конечно, получают больше, а засыпка и
выставка [Засыпка — хлеб в кули насыпает, а
выставка — уставляет кули, чтобы батырю брать удобно.], у которых
работа легкая, — меньше.
1882 год. Первый год моей газетной
работы: по нем можно видеть всю суть того дела, которому я посвятил себя на много лет. С этого года я стал настоящим москвичом. Москва была в этом году особенная благодаря открывавшейся Всероссийской художественной
выставке, внесшей в патриархальную столицу столько оживления и суеты. Для дебютирующего репортера при требовательной редакции это была лучшая школа, отразившаяся на всей будущей моей деятельности.
— Лейба? Толст очень, ожирел, да и
работой нечист! На
выставке и то попался из-за красненькой!
После раздачи наград начальство обходило
выставку ручных
работ и рукоделий девочек.
Сезон в Москве шел бойко. Но к Новому году меня сильно потянуло опять в Париж. Я снесся с редакторами двух газет в Москве и Петербурге и заручился
работой корреспондента. А газетам это было нужно. К апрелю 1867 года открывалась Всемирная
выставка, по счету вторая. И в конце русского декабря, в сильный мороз, я уже двигался к Эйдкунену и в начале иностранного января уже поселился на самом бульваре St. Michel, рассчитывая пожить в Париже возможно дольше.